В сущности, эти бесцеремонные люди с грубыми манерами представляли собою селян. Нынешнее лето приносило хороший барыш на зерне и фруктах, и деньги на Вудвиллов сыпались дождем. Что же до короля, то он в своей избраннице души не чаял и потакал любой ее прихоти, невзирая на то, что те желания беззастенчиво направлялись на благо ее родни. Кроме того, она не теряла времени даром и быстро забеременела. Округлость живота уже угадывалась под новыми, кроенными специально для нее платьями. Эдуард, само собой, ходил гордый, как петух, и сдувал с жены пылинки. Уорику оставалось только улыбаться и помалкивать в присутствии представленных здесь знатных титулов, пожалованных людям, которые еще недавно были не более чем мелкими земельными арендаторами.
Эдуард сидел, подперев свою крупную голову кулаком, и смеялся чему-то, сказанному вполголоса невестой. Ее золотисто-рыжие волосы – и в самом деле необычный оттенок – растекались по столу. На глазах у Уорика молодой король потянулся и стал забавляться с ее локоном, бормоча что-то ласковое и вместе с тем скабрезное (судя по тому, как королева зарделась и шлепнула его по ладони). Ричард полагал, что их увлеченность друг другом не дает им замечать окружающее, но от Элизабет его внимание не укрылось. Когда Эдуард повернулся к слуге распорядиться принести еще вина, Уорик оказался пойман ее спокойно-пристальным взором.
Он вспыхнул, словно застигнутый за чем-то недостойным, чем-то бо́льшим, чем просто наблюдение, и медленно поднял кружку в направлении королевы. При этом взор Элизабет сделался холоден, но затем она улыбнулась, приоткрывая свою необычную красоту. Кожа ее была бледна, с крохотными крапинками перенесенной оспы на щеке. Рот, пожалуй, был тонковат, зато карминные губы столь красны, словно она их искусала. Однако больше всего внимание привлекали ее глаза – с тяжеловатыми веками и как будто дремливые. В них было что-то недоброе (в уме у Уорика почему-то возникла картина будуара), но вот она приподняла свой кубок и накренила его в направлении графа, как соперник на турнире перед броском. Ричард сделал несколько крупных глотков, и Элизабет не отстала от него. При этом красное вино сделало ее губы еще пунцовее.
Уорик глянул на Эдуарда едва ли не с нервозностью – настолько интимной показалась ему эта немая перемолвка. В это время король был занят тем, что, откинув голову, пытался поймать ртом подкинутый кусочек пищи. Уорик на такую дурашливость лишь усмехнулся. При всей своей шумливости и пьяных забавах Эдуард избрал женщину, являющую собой мезальянс во всех отношениях. В мужчине зрелого возраста такой поступок действительно вызывал бы восхищение: умеренное преобладание любви над родовитостью или богатством. А вот мальчишеская порывистость Эдуарда доверия особо не вызывала.
Точно так же, как в битву при Таутоне (которую он выиграл), Эдуард ринулся в брак с малознакомой женщиной. Само число Вудвиллов, заполонивших королевские дворцы, вызывало у него удивление не меньшее, чем у остальных, но он лишь снисходительно покачивал головой и удалялся в приватные покои, давая там себя развлекать своей многоопытной жене.
Уорик подался вперед, во время жеста расплескав вино, в то время как молодожен в порыве похожего на крик пения перевернул блюдо с ветчиной, которое упало и с треском разбилось. Ричард на это тихо выругался, чувствуя, что Элизабет по-прежнему за ним наблюдает. Его роль в жизни ее мужа эту женщину, похоже, озадачивала: она не видела причины для тайных встреч короля с Уориком и еще несколькими людьми. Тайный совет на этом основании распущен не был, но в предыдущие три месяца ее влияния при дворе Эдуард посетил его лишь единожды. Если какой-нибудь законопроект требовал его внимания, то он должен был выкладываться ему лично, и Элизабет при этом нередко присутствовала, проглядывая вполглаза пергаменты и вынуждая мужа разъяснять ей их суть.
Уорик взялся выковыривать застрявший меж зубами кусочек мяса. Разумеется, у Эдуарда не было четкого представления о парламенте и статьях закона, поэтому доводить их до королевы выпадало законникам и лордам, а она слушала их с распахнутыми глазами и картинно выставленным бюстом. Чиновники постарше впадали в волнение и розовели под столь полным и совершенным вниманием.
Ричард опустил свою кружку и стал следить глазами за тем, как в нее наливается вино. Он понимал, что эта женщина вызывает у него неприязнь и вместе с тем что он ее до странности вожделеет. Положение щекотливое: с какой стороны ни подойди, выхода не видно. На трон Элизабет взошла как супруга правящего короля. По ее однозначному мнению, дитя-супруг не нуждался ни в чьих советах, кроме как ее самой или, во всяком случае, кого-нибудь из Вудвиллов.
– Ричард, вы обязательно должны для нас спеть! – послышался громкий возглас Элизабет.
Уорик поперхнулся и закашлялся, в то время как за столом загалдели и затопали ногами. Однако встал, слава богу, брат Эдуарда: встал и поклонился, робко улыбаясь своей невестке и прихлебывая из кубка вино, чтобы прочистить горло.
Оставалось только надеяться, что Ричард Глостер не оплошает. К этой поре граф Уорик знал его достаточно хорошо, чтобы гордиться его достижениями. Было даже странно припоминать ту радость, которую при его рождении испытывал отец. Это было всего двенадцать лет и вместе с тем полдюжины жизней назад, когда мир был лучше, а отец еще жив и хотел единственно принудить Генриха быть хорошим королем… Почувствовав на себе взгляд своего брата Джона, Уорик поднял глаза и поглядел с горькой самоиронией.