– Так оно и есть, миледи. С водой из английских ручьев в придачу. Мы все еще будем им гордиться, в этом сомнения нет… – Голос шпиона поутих, когда он увидел, что Маргарет его словам не улыбается. В легком недоумении пожав плечами, он добавил: – Его отец – король, миледи. А дед был величайшим воителем из всех известных ныне. Ну, почти. Кто-то назвал бы имя Эдуарда Третьего, но нет: тот, кому ведома истинная цена, примером для подражания назвал бы именно Генриха Азенкурского.
– Понятно. Ну а французской крови в моем сыне, получается, и нет? – с некоторой обидой спросила Маргарет.
Дерри, прежде чем ответить, сковырнул с уха своей коняги кусочек присохшей грязи.
– Миледи, я повидал достаточно детей, выросших с представлением, что мать у них – не более чем сосуд или, в лучшем случае, почва для семени. Видел я и рыжеволосых мамок с чадами, у которых локоны в такой же цвет имбиря. Не буду отрицать: материнская утроба в самом деле задает дитю обжиг внутри и облик снаружи. И все-таки Эдуард – принц Англии. По воле Божией когда-нибудь он станет королем. Он вскормлен английской говядиной и обучался английским манерам. Пил воду и причащался вином и элем из винограда и ячменя, выросших на этой земле. Многие усматривают в этом особую ценность – такую, что является для него благословением и ставит выше всех других племен, миледи. Ну а кое-кто, безусловно, считает наоборот. В основном, французы.
Он с прищуром улыбнулся, а Маргарет, делая вид, что озирает ширь лагеря, укоризненно поцокала языком.
– Что-то вы, мастер Брюер, целый диспут развели насчет английскости.
Дерри склонил голову, с отрадой понимая, что королева сейчас оставит эту деликатную тему.
– А ну, ребята, – браво воскликнул он, – кто сводит принца поглядеть на пушки? Я слышал, капитан Говард нынче занимался пристрелкой двух колесных орудий, у которых ядра размером с мою руку. Или не Говард…
Он умолк, сознавая, что уже вызывает у Маргарет раздражение. Она разрешительно махнула рукой, и ее сын ускакал в сопровождении одного рыцаря и двух знаменосцев со штандартами, возвещающими его имя и кровь: английские львы и французские fleurs-de-lis в квадрантах.
Шпионских дел мастер, румянясь лицом, проводил его приязненным взглядом.
– Замечательный растет паренек, миледи. Бояться за него не надо. Жаль только, что он не окружен еще десятком братьев и сестер, для укрепления вашей линии.
Теперь зарумянилась уже Маргарет.
– Какие новости, мастер Брюер? – в очередной раз сменила она тему разговора.
– Я не хотел, чтобы это слышал ваш сын, миледи. Но вам это нужно знать. Эдуард Йоркский в Лондоне провозгласил себя королем. Эту весть мне доставил человек, полумертвый от усталости и запаливший в дороге лошадь.
Королева, обернувшись всем телом, застыла с приоткрытым ртом.
– Вы… Что? Дерри, как он может называть себя… Король – мой муж!
Брюер поморщился, но вынужден был продолжить:
– Его отец был назначен официальным наследником трона. Со временем мы бы навели с этим порядок, но его сын, похоже, сумел как-то сторговаться и урвал себе кус. У него есть… во всяком случае, кажется, что есть существенная поддержка. Закрыв перед нами ворота, Лондон тем самым сделал выбор. Теперь он просто вынужден его поддерживать – а это означает золото, власть над людьми и преклонение со стороны Вестминстерского дворца и Аббатства. Отсюда и трон, и скипетр, и владение королевским монетным двором.
– Но… Дерри, он же не король! Он изменник и узурпатор, да к тому же совсем еще мальчишка!
– Мой человек сообщил, что он великан, который теперь носит корону, призывает в войско людей и королевским именем собирает подати.
Кровь отлила от лица Маргарет, как-то разом поникшей в седле. Брюер встревожился, как бы эта очередная волна беды не оказалась для нее чересчур сильным ударом, не захлестнула с головой.
– Единственно отрадная новость, миледи, это то, что всякое притворство теперь отброшено, – добавил он. – Лжи больше не будет. Многие, кто хотел бы встать подле вас, но выжидал, теперь придут к вам. Наше войско уже небывало крупно. И оно будет еще расти по мере того, как к нам примкнут люди севера, во имя спасения истинного короля от изменников.
– И тогда мы их сокрушим? – слабым голосом спросила Маргарет.
Дерри кивнул, протягивая к ней руку, но не смея притронулся.
– Еще немного, и нас будет уже сорок тысяч, миледи. С великолепной боевой сердцевиной из латников и лучников.
– Я уже видела, как рассыпаются рати, мастер Брюер, – все таким же упавшим голосом промолвила королева. – Со звуком рогов перед битвой всякая определенность будто испаряется.
Дерри сглотнул, чувствуя неожиданную раздраженность. Дел у него и без того было невпроворот, и утешение правительницы среди них явно не значилось. Одновременно он ощутил что-то похожее на возбуждение, эдакие до боли сладкие удары сердца. Есть, определенно есть что-то живительно бодрящее в красивой женщине, глаза которой туманят слезы. Эх, припасть бы сейчас к этим нестерпимо-сладким губам… Дерри встряхнулся, мысленно давая себе отрезвляющую пощечину: а ну прочь с заповедной дорожки!
– Миледи, прошу прощения, мне пора по делам. Скажу одно: двух королей не бывает. Эдуард Йорк добился лишь того, что мы будем биться, пока монарх не останется только один. Истинный.
Через пятнадцать дней после провозглашения себя королем Эдуард с большим войском отправился на север. Правя коня вдоль Лондонской дороги в стороне от города, он размышлял о римских цезарях. Зима все еще сковывала землю, и поживиться в окрестностях пути, выбранного Маргарет с ее северянами и шотландцами, было нечем. Мимо десятками тянулись маноры, пожженные людьми королевы, а селяне при одном лишь виде походных рядов убегали в леса.