– Ваше Королевское Величество, меня к вам послал мой хозяин сэр Джеймс Стренджуэйс, шериф Йорка. Я обязан доложить о восстании ткачей в деревнях вокруг города, со смутой и беспорядками. Число бунтовщиков, Ваше Величество, слишком велико для того, чтобы быть подавленным людьми шерифа. Сэр Джеймс просит о подмоге в несколько десятков людей – шесть или восемь, не больше, – дабы те подоспели к нему на север. Именем короля шериф напомнил бы бунтовщикам, что не им решать, в каком размере платятся подати и каким законам до́лжно подчиняться.
Эдуард поднял брови и почесал щетину на щеках. Бороду он по весне состриг. Месяцы холода и темноты король провел в уединении Виндзора и Вестминстера, объедаясь и обпиваясь, отчего изрядно раздобрел. Эта мысль заставила его похлопать себя по животу – все это на глазах у ждущего гонца.
– Ступай на кухни и скажи, что я велел как следует тебя накормить, – сказал он наконец.
Не глядя на согнувшегося в поклоне, а затем проворно ускользнувшего посланца, монарх отрешенно поглядел на солнечный свет снаружи, не обращая внимания на людей, лошадей и шум. Смешливо фыркнув, он принял решение. Страна пребывала в мире. Зима уступала дорогу весне со всеми ее посулами.
– А наведаюсь-ка я в Йорк, – произнес Эдуард сам себе, сопроводив слова ухмылкой.
Он представил себе лица непокорных ткачей при виде – ни больше ни меньше – короля Англии, явившегося к ним верхом в сопровождении свиты. Зачинщиков, само собой, придется повесить или хотя бы выпороть, это уж как водится. А заодно поохотиться там в окрестностях, тем более что была задумка заставить кречета посостязаться с новым ястребом, которого братья Вудвиллы вырастили из птенца. Забава будет что надо, всем на радость – после того, как ткачи попрячутся по домам.
– Энтони! – позвал правитель.
Рыцарь, наблюдавший за прибытием и уходом гонца, с готовностью вскинул глаза. Вудвиллы вообще быстро откликались на зов.
– Да, Ваше Величество? – подал голос Энтони и склонил голову. Правое запястье и предплечье у него были толсто обмотаны (во время турнира треснула кость), и пальцы торчали из повязки красными колбасками.
– Как рука? – осведомился Эдуард.
– Все еще не срослась, Ваше Величество. Хотя, думаю, не век мучиться. Еще, даст бог, появится шанс искупить свою честь.
– Твое слово. Как пожелаешь, – сказал с улыбкой правитель. Руку Вудвиллу в ходе турнира сломал, собственно, он, так что принять будущий вызов подобало хотя бы из справедливости. – Жаль, что ты не сможешь нас сегодня сопровождать. Ну да ладно, вашего ястребка может запустить и твой брат – разницы особой не вижу. – Ханжески сочувственный вид поднятых бровей второго Вудвилла вызывал улыбку. – И вот еще что. Полагаю, что охота у нас пройдет несколько дальше, чем я изначально задумывал.
Эдуард оглядел участников охоты, что-то подсчитывая.
– Эти молодцы мне здесь, безусловно, понадобятся. Но надо бы еще четыре десятка конных рыцарей… и сотню-другую лучников. Хороших лучников.
– Здесь, в казармах, мастеров не так много, – отозвался сэр Энтони. – Но несколько дюжин я сыщу в Бэйнардз и еще в школе для лучников. – Нетерпеливый жест Эдуарда привел его в движение. – Вот прямо сейчас этим сбором и займусь.
Он затопал прочь, оставляя короля любоваться кречетом, которого тот пересадил с подставки на сгиб руки. Даже через толстые слои кожи чувствовалось, как остры у птицы когти. Ощущение того, что все вокруг растет и зеленеет, пьянило бесшабашной лихостью. Скорее оставить позади этот опостылевший Виндзор, промозглость зимы – и вырваться на волю, с головой уйти в охоту, мчаться в погоне, с легким сердцем карать неугодных… От пьянящей неуемности шла кругом голова, и кречет, очевидно, учуяв это, всхлопнул крыльями и высоким пронзительным кликом призвал к охоте.
К полудню о скором выезде короля знал уже весь Виндзор. Энтони Вудвилл загонял дворецких, заставив их собирать лучников по Лондону и окрестным деревням. Они разъехались на такое отдаление, какое только позволяла решимость, и постепенно к Виндзору потянулись где тройки, где четверки лучников, примыкая к остальным стрелкам. В итоге их скопилось две сотни – с луками и колчанами наготове, с лицами, румяными и оживленными в предвкушении приключений. Сопровождать короля было немалой честью. Сам монарх в это время перешучивался на конюшнях со своими рыцарями и сквайрами. В последний момент перед выездом король Англии что-то передумал и надел более тяжелый нагрудник, а также сменил лошадь на своего огромного жеребца, который в свои шестнадцать был в полном расцвете сил.
Вместе с тем число лучников удвоилось, а охотничья кавалькада все больше принимала вид боевого отряда, к которому подтягивались все, кто так или иначе стремился попасться монарху на глаза и выделиться среди остальных. По меньшей мере сотня человек гарцевала и молодецки осаживала своих лошадей; не меньше лаяло и собак, возбужденных собственным множеством. Всюду слышались перестук копыт, крикотня и смех, а в самом сердце кавалькады находился Эдуард, готовый порвать тенета ожидания.
– Держись, чтоб не упасть! – услышал он знакомый голос.
Король повернул на месте жеребца и увидел, как из толчеи вывернулся на прекрасной кобылице его тесть – вольно распахнутый, в богатом плаще и с копьем на кабана. Графа Риверса Эдуард встретил приязненным смешком. Старик ему нравился, хотя он и встретил его шутливо-укоризненным покачиванием головы.
– Милорд Риверс? Эти парни, если что, на ваш возраст скидку делать не будут. Едва протрубят рога, как молодость возобладает!