Право крови - Страница 78

– Ее отец, герцог Рене, отнюдь не глуп, несмотря на все свои несбывшиеся притязания на Иерусалим и Неаполь. Однако не будем подвергать человека критике за пылкость амбиций. К тому же это означает, что нельзя подозревать в нехватке сметливости и его дочь. Она знает, что я вряд ли озабочусь подыскиванием пары ее сыну – мальчику без земель, без титула и без монет! Меня, признаться, заботит другое: король Эдуард, монарх Англии. С какой стати я должен избрать поддержку этого нищего принца Ланкастера? Зачем мне вступать в раздор с Эдуардом Плантагенетом, причем в самом начале его правления? Править ему предстоит долгие годы, Лалонд. К моему двору он присылает своего друга Уорика с запросом насчет принцессы, с предложением даров и островов, да еще изливает мне на уши лесть о столетии мира после столетия войны. Все это, безусловно, ложь от начала до конца, но что за ложь! Какой красоты и витиеватости!

Король поднялся с трона и принялся расхаживать, снова обмахиваясь веером. Маркизы и те, кто находился у него в услужении, поспешно отстранились, чтобы невзначай его не задеть – а то, глядишь, разбушуется.

– Стоит ли мне посылать такого короля в руки моих недоброжелателей? – продолжал Людовик. – Сомнений не держу, мессиры, что герцог Бургундский или маркиз Бретани охотно откликнулись бы на его предложение. У всех моих непокорных герцогов есть незамужние дочери или сестры. А тут вам Эдуард, король Англии, да еще без наследника…

Веер колыхал воздух слишком вяло, и Людовик промокнул свежую испарину на лбу шелковым платком.

– Кузина Маргарита насчет всего этого прекрасно осведомлена, и тем не менее, Лалонд… и тем не менее, она спрашивает! Как будто… – Он поднес палец к губам, прижав его посерединке. – Как будто ей известно, что другом этого двора Эдуард никогда не станет. Как будто я должен ее поддержать и знаю, что иного выбора у меня нет. Все это весьма странно. Она не упрашивает, не умоляет, хотя ей не оказывается никаких благоволений, а единственные поступления, которые у нее есть – это скромная рента от ее отца. Единственное, что у нее есть предложить, – это ее сын. – Неожиданно на лице короля заиграла улыбка. – Это все равно что ставки в игре, Лалонд. Она говорит: «Мой маленький Эдуард – сын короля Генриха Английского. Найди ему жену, Луи, и возможно, когда-нибудь тебе воздастся сторицей». Только вот шансы мелковаты – разве нет, Лалонд?

Пожилой канцлер посмотрел на монарха из-под приопущенных век. Прежде чем он успел ответить, Людовик с патетическим отчаянием всплеснул руками:

– Она ставит на свое будущее, опираясь на мою неприязнь к английским королям! Будь у меня дюжина незамужних сестер, я, быть может, и подумал бы, не отдать ли одну из них за ее сына. Но многие из них умерли если не на моих глазах, то на моей памяти, Лалонд. Вам это известно, как никому другому. Близняшки, затем бедная Изабелла… А взять трех моих собственных детей, Лалонд! Я передержал на этих самых руках больше детских тел, чем пожелаю любому отцу!

Король приумолк, оглядывая огромную пустующую залу своего дворца. Все присутствующие здесь смолкли и стушевались, чтобы не прерывать ход монаршей мысли. После того как минула, казалось, целая вечность, он откашлялся и передернул плечами.

– Ладно, довольно. Ум мой колет меня старыми огорчениями. Как здесь жарко! Нет. Миледи Маргарита будет разочарована. Составьте ей ответ, Лалонд, выразив мои бесконечные сожаления. Положите ей небольшой пенсион. Может, хотя бы после этого она перестанет меня донимать.

Канцлер в знак покорности наклонил свою трость.

– Что же до короля Эдуарда Плантагенета, похитившего корону у одной из моих кузин… mon Dieu, Лалонд! Неужели мне отдавать свою дочь Анну, когда она вырастет, за эдакого волка? Бросать моего дорогого ягненка в пасть грубому английскому великану? Едва мой отец выдал сестру за англичанина, как их король Генрих возомнил себя королем Франции! Я еще помню, как англичане расхаживали по улицам французских городов и предместий, выдвигая на них свои права. Если я окажу честь этому королю Эдуарду моей маленькой девочкой, то сколько ж пройдет времени, прежде чем снова затрубят рога? А если нет, то сколько его минет, прежде чем войну протрубят Бургундия и Бретань? О mon Dieu, какая досада!

К удивлению правителя, канцлер Лалонд подал голос:

– Ваше Величество, англичане обескровлены своей битвой при Таутоне, или на Йорковом поле, как они ее называют. Грозить Франции они больше не дерзнут – во всяком случае, пока я жив.

Людовик оглядел старика с ироничным сомнением.

– Хорошо, если б нам повезло и вы протянули хотя бы еще одну зиму, Лалонд. А этот Эдуард, между прочим, – сын Йорка. Его отца я помню еще до того, как родился этот его большой щенок. Герцог Ричард, надо сказать, весьма впечатлял – и жестокостью своей, и умом. Моему отцу он нравился, хотя то же самое тот говорил и о других. Я не могу сделаться врагом этого его великана-сына, одержавшего на поле брани победу над тридцатитысячным войском! Нет, в своем решении я определен. Незамужних сестер у меня не остается ни одной. Дочери моей сейчас три года, ну и, конечно же, есть еще новорожденная, Боже, даруй ей выжить! Анну я мог бы помолвить, когда ей исполнится четырнадцать, но это через одиннадцать лет. Так пускай же Эдуард на десяток лет умерит свой пыл! Пусть сначала проявит себя как король, прежде чем я отправлю за море еще одну дочь Франции.

– Ваше Величество, – начал было канцлер, но Людовик чутко вскинул руку.

– Да. Я сознаю, что ждать он не станет. Вы что, не улавливаете полет фантазии, канцлер Лалонд? Вы вообще понимаете юмор? Или это уже старческая глухота? На встречу с Эдуардом я отряжу депутацию из виконтов и премилых нарядных щебетуний с соглядатаями и голубями, готовыми доставлять новостные записки прямо мне в руки. Возможно, они и предложат ему мою дочь, но он заартачится, а там и откажется вовсе. Ведь невозможно же ждать столь долго, не зачиная при этом наследников! И вот тогда мы предложим ему мою вдовствующую свояченицу Бону или одну из племянниц, которые на Рождество осаждают меня стаей и молят о подарках из моих рук. Он ответит согласием, и возможно, тогда мы удержим этого ogre от того, чтобы он чрез сей многострадальный ручей слез, именуемый у них Английским каналом, привел за собой армию. Теперь вы понимаете, Лалонд? Или я должен изъясниться повторно?