Чувствовалось, что этот вопрос Эдуарду не совсем по душе.
– Я понимаю, что он с Божьей помощью поставил в сражении точку. Возможно, со временем я сочту уместным его похвалить. Тем не менее я ночей не спал, проклиная этого чертова Норфолка за ту брешь, которую он сделал в моей армии. А вот твой брат Джон сражался храбро. Воздать хвалу Невиллам, Ричард, мне действительно не мешало бы. Место твоего отца в ордене Подвязки до сих пор пустует.
Уорику подумалось, как бы к такому предложению отнесся отец.
– Среди павших значился граф Перси, – разминая пальцами катышек смолы, сказал он. – Если ты желаешь почтить семейство моего отца и меня…
Нортумберленд был огромным графством, с миллионами акров земли и действительно сильным титулом. Вместе с тем королю не нужно было беспокойства в этом бастионе к северу. Было видно, как он задумчиво нажевывает себе щеку.
– Мой брат всегда будет верен, Эдуард, – добавил Ричард.
Король опустил голову. С принятием решения его лицо слегка смягчилось.
– Очень хорошо. Я выдам ему заверенное моей печатью предписание и посмотрю, как быстро он наведет на севере порядок. Меня устраивает, чтобы Нортумберлендом заправлял Невилл. В конце концов, Ричард, мне сейчас нужны преданные сторонники, у которых есть и ум, и храбрость. Только так и можно править королевством.
Они спустились со стены и вновь благоговейно замерли над головами, обернутыми в ткань и кожу и прихваченными к седлам. К Эдуарду приблизился Норфолк – опустившись одним коленом на булыжник, он склонил голову.
– Встаньте, милорд, – тихо произнес король.
– Моих парней в тавернах все расспрашивают, Ваше Величество. Люди в городе боятся, что вы начнете карать за то, что они дали укрытие королю Генриху и королеве Маргарет.
– А что, и буду, – ответил Эдуард, хотя и без особого пыла. Перед армией той величины, что стояла в Тадкастере, город Йорка был попросту заложником, и правитель сразу решил, что не будет ни с кем расправляться ни поборами, ни казнями. Помнится, еще его отец говорил: человек проявляется тем, как он осуществляет власть. Для молодого короля это было важно.
Норфолк склонил голову еще ниже. Он понимал, что его все еще винят за задержку, разом порицая и восхваляя. Себя он решил не оправдывать, хотя те отчаянные часы, проведенные в пурге, были, возможно, самыми тяжелыми в его жизни. Тогда у него мелькали мысли, что в этой белой пелене он будет блуждать вечность, а королевство в итоге окажется потеряно. Он уж думал, что захлебнется хлынувшей в горло кровью.
– Ваше Величество, они также говорят, что королева Маргарет со своим мужем с рассветом уехали из города, – добавил герцог.
– На возах или в каретах? – отрывисто спросил Эдуард, прищурившись.
Сейчас всего час или два пополудни. Если Маргарет с Генрихом отправились на телеге, их еще можно было перехватить.
– Их они оставили, – ответил Норфолк. – Взяли с собой только лошадей с седельными сумами для вещей и монет. Я мог бы на всякий случай послать за ними дюжину конников. Они двинулись на восток, возможно, к побережью. В таверне все судачат как раз об этом.
– Пошли свою дюжину, – распорядился Эдуард, радуясь быстроте своих решений. – Пускай их вернут.
– Слушаюсь, Ваше Величество, – с низким поклоном сказал Норфолк.
Молодой король взглядом проводил его к ждущим посреди улицы всадникам. Он наслаждался тем, как к нему за благодеяниями и ответами обращаются подданные. Это ощущение наполняло его легкостью, а самое лучшее в нем было то, как сейчас, наверное, радовался дух его отца. Дом Йорков пришел править всей Англией. И куда бы ни бежала Маргарет, это не меняет ее проигрыша на кровавом поле между Сакстоном и Таутоном, равно как и победы его, Эдуарда. Они будто уронили корону и смотрели, как та по крови катится к нему в руки.
Свою горечь Маргарет скрывала, высоко подняв голову с тонкой улыбкой на устах. К этой поре она уже понимала, что значит разорвать и швырнуть в огонь драгоценный некогда союз. С ней оставалась одна лишь гордость, за которую ей только и оставалось держаться изо всех сил.
Поначалу отъезд в Шотландию ощущался как избавление от бремени. Изнурительный путь на север уводил семью Маргарет из рук короля Эдуарда, что сопровождалось взрывом поистине головокружительного облегчения, такого, что голова шла кругом и она чуть ли не падала с седла. Однако уже первая встреча с Марией Гелдернской дала понять, что королева шотландцев разочарована и рассержена. Это выказывалось и в хмурых и насмешливых взглядах шотландских лэрдов, в самом тоне их голосов, когда они вообще снисходили до разговора с поверженной английской правительницей.
Прежде Маргарет была завидной союзницей, предметом лести, но после разгрома при Таутоне предложить ей больше было нечего. Хуже того, за ней гнались, а сама она вымоталась и за неимением иного, как за соломинку, хваталась за свое достоинство. Проходя при свете луны по порту, Маргарет пыталась не показывать вида, насколько она удручена. Тихо чертыхнувшись, она подвернула ступню на скользких булыжниках, как будто и камни ополчились против нее. Прикусив губу, вытянула руку, за которую ее взял Сомерсет – и держал, пока она не восстановила равновесие. До рассвета было еще несколько часов, и лэрд Дуглас решил воспользоваться темнотой, чтобы под ее покровом провести небольшой отряд на ждущий у берега корабль.
Король Генрих и ее сын шли, окруженные со всех сторон. Мальчик сразу смолк в этой тесной группе воинов, готовых защищаться или нападать. Лица своего мужа Маргарет не видела, но чуть не скрипнула зубами, заслышав, что он напевает себе под нос, совершенно не чувствуя опасности. Нельзя было исключать, что на пристани их будут подкарауливать вооруженные люди – подосланные Эдуардом охотники или же просто разбойники из местных, промышляющие своей лихостью.