Право крови - Страница 55

– Отступить по всей позиции на триста ярдов! А ну пшли! – рявкнул он.

Его команду подхватили остальные. Голоса растерянно взносились поверх воплей, зубовного скрежета боли и стонов умирающих. Ощущение у Уорика было такое, будто стрелы своей гибельной дугой устремляются именно на него, хотя над ним теперь был щит. А остановиться он не осмеливался. Свет над рекой окончательно угас, и вода сделалась полосой непроницаемой тьмы. На том берегу не было ни единого огонька, зато оттуда доносились глумливые крики и хохот врагов, словно бы пьяных от ощущения своей безнаказанности.

В лагере царил доподлинный хаос.

Ричард отвернулся от уреза воды, ощущая леденящий ужас от того, что подставляет лучникам беззащитную спину, когда вокруг по-прежнему жужжат стрелы. Кто-то из людей пробовал загородиться щитом со спины, однако единственной защитой было выйти за порог досягаемости вражеских лучников. Правила и рамки приличий в этом слепом бегстве отсутствовали. Сзади, отступая, наваливались и перли незнакомые люди. Под этим напором Уорик с трудом устоял на ногах и стал проталкиваться сквозь давку, перебарывая довлеющий страх внезапной смерти.

Навстречу шагал освещенный мятущимися факелами Эдуард. Даже в темноте, чуть освещенной месяцем, его штандарты серебристо поблескивали. Присутствие короля подействовало как ушат воды, выплеснутой в лица бегущим. Люди останавливались, внезапно устыжаясь своего всклокоченного вида и шалых выпученных глаз.

– А ну, доложить по форме! – быком проревел Эдуард.

Вид убегающего в темноте воинства привел его в несказанный гнев. Никто не решался встретиться с ним глазами.

– Что застыли истуканами?! Уорик! Ты где?

– Здесь, мой король, – подал голос Ричард. – Это я отдал людям приказ отойти за предел дистанции лучников. Они встали за рекой, но отогнать нас дальше все равно не смогут.

– А вот я бы лучше перешел эту реку, – строптиво бросил Эдуард. – Только как я это сделаю в отсутствие, язви его, моста? За который, между прочим, отвечаешь ты!

Уорик унял в себе раздражение от выволочки, которую ему сейчас бесцеремонно устраивал этот молодой спесивец. Вместо племянника заговорил дядя.

– Ваше Величество, – сказал Фоконберг, – здесь есть еще одна переправа, милях в трех западнее.

– Каслфорд? – прищурился Эдуард. – Знаю. На всех этих землях я охотился еще мальчишкой… Да и не так давно тоже.

Перед его внутренним взором предстал облик женщины, в доме неподалеку от того места. Звали ее Элизабет… Интересно, думает ли она о нем? Наверняка да. Король вкрадчиво улыбнулся этой своей мысли.

– Что ж, ладно, – отрешаясь от приятных мыслей, он нахмурился. – Лорд Фоконберг. Возьмите три тысячи молодцов покрепче и буквально бегите к тому броду. И чтобы среди них обязательно были лучники. Вам понятно? Ночь еще не закончилась, и к рассвету вам надлежит быть на том берегу. Посмотрим, получится ли у нас удивить тех храбрых вояк.

Властным взмахом услав Уильяма, он поворотился к его племяннику.

– Уорик, давай заканчивай тот чертов мост. Над плотниками выставь щиты – удивляюсь, как ты раньше этого не сделал, – но чтоб переправа мне была.

– Слушаю, Ваше Величество, – склонив голову, сухо произнес граф.

Хорошо, что в темноте не было видно гнева, которым он кипел. Он помог Эдуарду сделаться королем – ему, этому восемнадцатилетнему верзиле, который сейчас помыкает им, как каким-нибудь поваренком! Хотя безрассудство и бесцеремонность этого задаваки – не то, на чем сейчас стоит сгущать внимание. Во главе угла другое: как свергнуть короля Генриха и королеву Маргарет – в первую очередь ее, а не это посмешище в короне. Над воротами в Йорке до сих пор торчат головы, и ради того, чтобы убрать их, он, Уорик, готов проглотить любое унижение и несправедливость.

* * *

Блеклый предутренний свет раскрыл все, что чаял увидеть лорд Клиффорд. Осмотрительно блюдя дистанцию, чтобы, паче чаяния, не доставали стрелы, он ехал в максимальной близости, какую только позволяла смелость, и вглядывался в противоположный берег. Созерцая предстающую там картину, Клиффорд лишь в немом восторге покачивал головой, не веря своим глазам. Сзади держались четверо его капитанов, которые от вида учиненного ими побоища и хаоса развязно посмеивались, хлопая друг друга по спинам.

– Вот видите, джентльмены, что значат хороший расчет и предвидение! – торжественно объявил барон. – Ценою одного моста, одного утра доблестных усилий мы вырвали у армии изменников сердце!

Что было сокрыто ночью – так это само количество убитых во сне. Они тесно лежали на стылой земле, завернутые в свои одела, как в коконы. После того как были погашены костры, люди в попытке согреться подбирались к ним все ближе и ближе, укладываясь впритирку, чтобы не замерзнуть. В эту скученность и упало около трех тысяч стрел, пущенных вслепую двумястами лучниками, боезапас которых составлял две-три дюжины на брата. Стрелы те, пускаемые лучниками с таким усердием, что жгло в плечах, ложились кучно и часто. То, какой град смерти сеялся за рекой, они даже не ведали. И вот теперь, под бледным рассветным небом, Клиффорд лишь сожалел, что залпы были не прицельны: так можно было убить еще больше.

Трупы исчислялись сотнями. Их собирали там до сих пор и укладывали рядами, словно в расчете, что те сами собой встанут и двинутся вперед. Сраженные в неразберихе раскинулись на спуске к воде, темными грудами среди поляны белых перьев. Туда подбегали мальчишки и собирали пучки из стрел – во всяком случае там, куда можно было дотянуться, чтобы их выдрать. К их шерстяным одежкам приставали и висели, не отлипая, засохшие головки чертополоха. А в стороне от снующих мальчишек и недвижных мертвецов в молчании стояла темная лавина конников, растекаясь вширь, с Эдуардом по центру. При виде знамен Йорка по бокам улыбка Джона Клиффорда сделалась зловещей. Вот он, узурпатор трона, посмевший назваться королем Англии. Спутать сына Йорка с кем-либо было невозможно. Сидел он на здоровенном жеребце с косматой гривой и свирепым норовом (ишь как цапает зубищами соседних лошадей – чисто зверь!). Клиффорда и его капитанов именитый всадник как будто не замечал. Он просто сидел, зажав в латной перчатке поводья, и глаза его широко озирали горизонт. Постепенно наливалось светом жемчужно-серое небо. Ветер стих, но от этого становилось лишь морозней.