– Где ж я его вам возьму?! Тем более в Англии, тем более сейчас, тем более когда король стискивает нам глотку! – Уорик раздраженно хлопнул себя по бокам: надо же, навалились всем скопом! – Идем в Кале.
С протяжным скрипом повернулся румпель, и нос суденышка под хлопанье парусов стал смещаться в сторону – бот ложился на другой галс.
Уорик, чередуясь с моряками, правил суденышком, чувствуя рукой на румпеле натяг его хода. Крики Изабел с каждым часом становились все несносней и жалобней, родовые схватки истощали ее. Теперь сомнения не было: ребенок был готов появиться на свет, причем сделать это на виду мерно качающегося на горизонте зеленого берега Франции. Экипаж весь день неустанно хлопотал со снастями, в какой-то момент даже поставив рядом с основным дополнительный парус, чтобы хоть как-то убыстрить скорость. Проходя мимо багровой от натуги молодой женщины, моряки нервно поглядывали на нее: зрелище для них было столь же невиданное, сколько и неприятное.
Далеко впереди темнела громада Кале, известная Уорику не менее досконально, чем его собственные имения. В самом деле, годы назад (король Эдуард тогда был еще мальчишкой) эта крепость служила ему домом. Крепость и город Ричард озирал с изрядной долей ностальгии. На обратном пути от Саутгемптона день оставался погожим, так что на пути вверх по сужающемуся Каналу по одну сторону от себя граф различал белые скалы Дувра, а по другую Францию и связанную с ней свободу. С каждой минутой и милей он становился ближе к спасению, но дальше от того, к чему был привязан всей душой.
Из задумчивости его вывел очередной вопль дочери, на этот раз особенно мучительный и долгий. Моряки на роженицу старались не глядеть, но на открытом боте уединиться было совершенно негде. Изабел сидела на досках палубы с раздвинутыми ногами и натужно дышала, одной рукой держась за мать, а другой – за своего мужа, которые находились по бокам от нее. В глазах ее стоял смертельный испуг.
– Теперь уже недолго, – сказал Уорик морякам. – Подходите так близко, насколько позволяет смелость, и бросайте якорь. Поднимите на мачту мой штандарт, чтобы нас пропустили без задержки.
– У этой посудины, милорд, киль мелковат, – с сожалением сказал корнуоллец. – Я могу попробовать завести ее прямиком на пристань.
Ричард в отчаянии поглядел через густо усеянные кораблями воды. Там вздымались каменные стены крепости. Ему было известно и точное число орудий на них, и вес их ядер.
Со стороны суши осада Кале была невозможна: цитадель могла снабжаться с моря. Атаки с моря тоже были обречены из-за размеров пушек. Кале был самым укрепленным английским владением на свете, а любое судно, что рискнуло бы испытать те укрепления на прочность, было бы разбито в щепки. И все же Уорик прикинул, можно ли, скажем, скрыть приближение бота за чужими судами, а там рвануть в гавань до того, как их намерение кто-то раскроет… Нет, ничего не выйдет.
– Видишь те завитки дыма? – понуро указал он моряку. – У них там железные ядра, докрасна накаленные в жаровнях и всегда готовые к пальбе. Их выхватывают клещами и со ствола закатывают в орудия, где они утыкаются во влажные заглушки. Пушки со стен бьют на расстояние мили, и все, во что они попадают, воспламеняется. Так что придется нам ждать начальника порта.
Один из членов экипажа успел поднять штандарт Уорика. Между тем ветер крепчал, и флаг туго трепетал над волнами в барашках белой пены. Бот раскачивался, дергаясь на небольшом якоре, отчего все на палубе держались непрочно. Ухватившись за струной натянутую вервь, граф влез на бортик и отчаянно замахал свободной рукой, сигналя берегу о неотложной срочности. За спиной у него стенала Изабел, в кровь кусая себе губы; на щеках ее пятнышками проступали лопнувшие от натуги сосуды.
– Идет, Ричард! Дитя идет! – послышался крик его жены. – Скоро ли земля? О, Иисус и дева Мария, оберегите нас! Когда же кончится эта мука?!
– Вон они, плывут! – криком отозвался Уорик. – Держись, Изабел, дочка! Начальник может дать сигнал крепости, и ветер все еще попутный. Я позову лекаря, тебе в подмогу…
Он обернулся с новым приказаниями для экипажа. Там все стояли наготове, дабы, если что, обрубить якорную веревку и убрать паруса – работа не из легких, но если надо, то придется это делать. Суденышко моталось под завываниями ветра, нещадно обдающего всех ледяными брызгами. По небу неслись разорванные тучи, а Изабел все вопила. Ее иссиня-белые ноги были широко расставлены, и взгляд Уорика уже улавливал проглянувшую наружу макушку младенца. Жена, плюнув на стеснительность, встала на колени и, дрожа под водяной взвесью, была исполнена решимости в первый же момент принять на руки тот крохотный комочек новой жизни.
По волнам к боту неспешно продвигалась лодка начальника порта. Гребцы, должно быть, уже слышали крики роженицы, но отчего-то совсем не торопились. Не слышать таких стенаний они просто не могли. Уорику они казались такими пронзительными, что, должно быть, весь гарнизон Кале уже знал, что на свет рождается ребенок.
Когда лодка наконец приблизилась на расстояние голоса, граф заорал во всю мощь легких. При этом он указывал на штандарт с медведем и деревом, полощущийся наверху мачты, и вопил в сведенные у рта ладони о том, что на борт срочно нужны лекарь или хотя бы повитуха, чтобы помочь при родах.
Управившись с этим, Ричард как-то поник, отдуваясь и смаргивая искры, пляшущие в глазах от приложенного усилия. Буйно шумел ветер, трепля снасти и дергая на якорной привязи беспорядочно кренящееся суденышко. Вместе с ботом плясал и горизонт – то вверх, то вбок, то вниз.