Право крови - Страница 119

119

Граф Уорик подался вперед за огромным деревянным столом с ножками, толщиной напоминающими тумбы. Он старался не показывать удрученности от вида дядиной потери веса. Толстяком Фоконберг не был никогда, но сейчас он являлся в буквальном смысле живым скелетом – череп обтянут восковой кожей, тщедушные руки-ноги, как лучины… Волосы его, и те истончились и теперь свисали на плечи неопрятными грязно-серой куделью. Что-то снедало его изнутри, и с оценкой дядиного состояния приходилось, увы, соглашаться, хотя вслух Уорик этого не говорил.

– Кто же будет помогать мне советом, когда тебя со мной не будет? А, дядя? Нет уж, старик. Я тебя не отпускаю, ты мне нужен. А то что-то я в последнее время не отличаюсь ни умом, ни хитростью.

Фоконберг попробовал усмехнуться, но само движение причиняло ему боль, и он поморщился. Отставив чашу с ее зловонным содержимым, снова приставил руку к боку – так получалось некоторое облегчение.

– Ничего, Ричард, как-нибудь протолкнешься, семейства ради. Видит бог, нам и раньше доводилось продираться сквозь тернии. – Даже превозмогая боль, умирающий поглядел на своего племянника, прикидывая, как его подбодрить. – Думаю, лучший выход тебе известен уже сейчас, если только гордость не мешает тебе произнести его вслух.

– Ты бы советовал мне выпустить Эдуарда? – мрачно спросил Уорик. – Если б я мог вернуться назад во времени и изменить решение, я бы, пожалуй, это сделал. Я тогда недооценивал, что может произойти, если упрятать короля за решетками и дубовыми дверями. – От горького вспоминания он скорчил гримасу. – Знаешь, дядя, он ведь даже мне сказал. Эдуард, когда я навещал его. Сказал, что я видел плененного Генриха, но не смог уяснить, что его не любят, потому что он слабый король. И он был прав, хотя это меня и жжет. Я думал, что их можно перемещать, как фигуры на доске. Но мне не приходило в голову, что вся игра может пойти наперекосяк, если прикоснуться не к тому королю и двинуть его фигуру ошибочно.

Фоконберг не ответил. Его владения располагались к северу от Йорка, но даже он нынче пострадал от поджогов амбаров и убийства местного судьи, хотя, казалось бы, эти места достаточно далеки от городов и бунтов. Каждый месяц приносил все более прискорбные известия, а огонь, похоже, по-прежнему распространялся. Дядя считал, что у племянника есть всего один выход, но чувствовал, что до этого ему, старику, не дожить. В желудке у него словно существовал какой-то своей тайной жизнью некий пузырь со всякой гнусностью, который, как спрут, питался его жизненными соками. Такие штуки он иной раз наблюдал при забое скота: ему приносили их, как диковины. Но что бы это ни было, от него стыла кровь и уходила жизненная сила. Самые большие жилы в теле потемнели от его ядов, и перебороть их уже не удастся. Остается лишь надеяться, что Уорику удастся оберечь семью. Сложно было умолчать о том, как ему следовало бы поступить.

– Так каковы были твои истинные чаяния, Ричард? – спросил старик. – Я ведь и сам принимал участие в продумывании замысла, но тогда разговоры шли единственно о том, как заманить Эдуарда на север с небольшой кучкой людей или как тебе отправиться во Францию с его братом и твоей дочерью. Ты был занят продумыванием сотен мелочей, но мы не особо задумывались над тем, что последует дальше.

– А не мешало бы, ох, не мешало, – кивнул Уорик со вздохом. – Я сам был так разгневан, что думал лишь о том, как показать Эдуарду, насколько несправедливо он обращается с самыми верными из своих людей. Я все еще видел в нем мальчика, которого помогал натаскивать в Кале. Не короля, дядя, нет. Из всех в стране я был единственным, кто не разбирался в сути происходящего. Тем, кто по слепоте своей недопонимает.

Фоконберг пожал костлявыми плечами.

– Ты был не один. Так же, насколько мне помнится, рассуждали и твои братья.

– Мы все видели в нем своенравного мальчугана, хотя я бок о бок сражался с ним при Таутоне. Мы видели человека, а не короля. Но, во всяком случае, решение было моим. Я мог бы сказать Джону и Джорджу терпеть и помалкивать.

– Джону? Хм… В нем столько гнева, что, думается мне, он так или иначе вышел бы наружу. И на сегодня его вполне могли бы повесить или лишить головы за какое-нибудь опрометчивое деяние.

Уорик снова вздохнул, протягивая руку к кувшину вина, которое разлил по двум чашам.

– Ты вино-то в себе удержишь? – спросил он.

– Если принесешь мое свинское корыто, попробую, – ответил Фоконберг.

Пряча отвращение, Ричард опорожнил чашу с рвотой в ведро отбросов и подал дяде вместе с чашей кларета. Фоконберг с кривой ухмылкой поднял свое вино в тосте.

– Да узрим мы это всего единожды! – произнес он и отпил, чмокнув губами. – Я считаю, что к нынешней смуте в стране причастна семейка его жены. Многие из бед оплачены из ее кошелька, Ричард. Взять тех же Возжигателей, чтоб им ни дна, ни покрышки! Готов поспорить, это ее мошна стоит за поджогом каждого амбара и дома, объятого пламенем.

– Я тут думал, не предложить ли трон Кларенсу. Тебе я, дядя, говорю это, зная, что мои слова ты унесешь с собой в могилу. Но для того, чтобы это сделать, мне пришлось бы умертвить Эдуарда, а не держать под замком. Хотя я не уверен даже, что еще долго смогу его удерживать. Столько призывов к его освобождению… А если он возьмет и сбежит?

Уорик умолк, представляя себе этого здоровенного волка в ярости и на воле. Он невольно передернул плечами.

– Он ведь действительно король, дядя. Вот что страннее всего. Теперь я это вижу, и меня охватывает страх за ошибку его пленения. Единственное, чего я хочу, – это изыскать способ посадить его обратно на трон так, чтобы не произошло мгновенного уничтожения и конфискации каждого невиллского дома.

119