Право крови - Страница 116

116

Взгляд Эдуарда стал жестким, в нем угадывался жгучий гнев. За время заточения волосы у короля отросли в густую гриву, и сейчас в его облике и впрямь было что-то львиное – такие же сила и высокомерие.

– Так что я – не Генрих, – повторил монарх. – А ты, видимо, уяснил, что держать меня в плену несколько хлопотней, чем тебе представлялось. Да я вижу это по твоему лицу! Так сколько же графств на сегодня восстало, требуя твоей головы? Сколько шерифов убито, или судей, или бейлифов? Скольких членов парламента обкидали на улицах нечистотами разъяренные толпы? Я король Англии, Ричард! У меня кровные узы и союзничество с половиной знатных семейств Англии. И я чувствую, что в воздухе пахнет жареным.

Уорик в молчании смотрел, как молодой лев свирепо втягивает ноздрями воздух.

– Да, Ричард, именно так. Англия в огне. Так что… сколько еще ждать, пока ты меня освободишь? А?

Угнетало то, что пророчества Эдуарда были неточны лишь в деталях. В общем же и целом это, увы, была правда. Захват короля вызвал бунты и смуту по всей стране. Брат Ричарда Джордж едва не стал жертвой беснующейся толпы: он бы погиб, если б не успел запереться в аббатстве. Дюжина невиллских маноров была сожжена; восставали целые города, где бунтовщики вешали слуг закона и разграбляли всех и вся, но прежде всего имения Невиллов.

В самой точности и направленности тех нападений прослеживалась позлащающая рука, но расхитители, похоже, превзошли даже самые смелые ожидания Элизабет, оказавшись подобными огню, что вышел из повиновения и теперь вольно скачет от леса к лесу. За годы своего замужества она, безусловно, умастила шармом и лестью каждую из влиятельных персон, которые нынче не чаяли дождаться вызволения короля Эдуарда. Зов королевы проглотила тысяча разинутых глоток, и число их с каждым днем удваивалось, разрастаясь от поместья к поместью, от деревни к деревне, от южных портов в Уэльс и вверх до самых границ Шотландии. Хуже всего было то, что пленение ее мужа идеально совпадало с тем, что она и раньше нашептывала о Невиллах, что они все-таки выказали себя как изменники, а ведь она предупреждала. Теперь этого никто не сможет отрицать, теперь, после захвата и похищения Эдуарда на его собственной королевской дороге.

У Маргариты Анжуйской не было и десятой доли той поддержки, которую оседлала Элизабет за считаные месяцы. Прежде всего, конечно, у Маргарет не было такого мужа, как Эдуард. Все, что он сейчас говорил о себе как о короле, было правдой – и не просто, а стократ. Генрих отродясь не выиграл ни единой битвы, в то время как Эдуарда под Таутоном лицезрела половина воинов страны – то, как он рвался в бой впереди войска. Еще живы были те, кто дрался за Йорка, и они помнили неистовый бросок Эдуарда, смявший вражеский фланг. Они видели, как король, не щадя себя, идет к ним на выручку, и теперь они, в их понимании, шли на выручку ему, разоряя имения и вылавливая невиллских лордов.

Генрих Ланкастер только и делал, что всю дорогу прятался у приоров в аббатствах, в то время как Эдуард жил на широкую ногу, охотился и от души кутил по городам и весям, забавляясь, как молодой, и не скупясь на роскошные подарки для своих близких. Бедняге Генриху никогда не хватало ума обаять людей, которые пошли бы за ним в ответ. Причем дело было не только в габаритах Эдуарда и его умении управляться с ловчими птицами и гончими. Как король, он был грубоват, но куда больше соответствовал образу монарха, чем блаженный Генрих, король не от мира сего. О, как Уорику хотелось покорежить самодовольный вид Эдуарда, нанести удар по его уверенности! И он, сочувственно покачав головой, улыбнулся так, словно незлобиво поучал недоумка (именно такой подход бесил Эдуарда более всего).

– Я мог бы выпустить из Тауэра Генриха, – заявил граф. – А что? Жена его и сын живы-здоровы, обосновались во Франции. Вся их линия – если говорить точнее, то настоящая линия – налицо. И можно будет восстановить подлинного короля. Кстати, я слышал, твой тезка Эдуард Вестминстерский вырос и расцвел в прекрасного юношу, сильного и рослого.

Пленник подался вперед. Колкие смешки с его стороны прекратились.

– Ты… ты на это не пойдешь! – запальчиво перебил он. – О да, ты, конечно, усадил бы Генриха на мой трон, если б такое было возможно. Но выслушай мои доводы, Ричард. У меня здесь, пока я сидел, времени было в избытке. Ты имел все шансы прикончить этого блеклого святошу, но делать этого не стал. Слава богу, жив и я. Суть в том, что в душе ты не хладнокровный убийца. А чтобы вновь водрузить корону на голову Генриха, тебе пришлось бы им стать. Ты это понимаешь? Видимо, да, иначе это уже произошло бы. Но для этого тебе пришлось бы пустить реки крови: вырезать всех Вудвиллов, в том числе и моих дочерей. Однако ты на это не способен – ты, человек, которого я знал и уважал с детства. В тебе этого нет.

Внешняя бравада не могла скрыть назревающего в Эдуарде беспокойства. Уорик видел это, примеряя диспозицию на себя и на своих собственных двух дочек. Дети – извечные заложники фортуны, уязвимые перед врагами. Самим своим существованием они повергают в слабость сильного человека, который иначе лишь презрительно смеялся бы над своей погибелью.

– Да, это правда, – сказал Ричард.

Пленный монарх, хмыкнув в плохо скрытом облегчении, снова победно откинулся на стуле. И тут Уорик продолжил:

– Правда в том, что я не стал бы обагрять руки таким обилием крови. Но ведь у меня есть брат. Джон Невилл. Ты не считал, скольких он убил по твоему приказу за годы после Таутона?

Эдуард поник головой, а рука его взялась почесывать щетину у рта. Эту правду он чувствовал и старался не выказывать страха. Уорик задумчиво кивнул.

116