Право крови - Страница 101

101

– Семейство Перси, ты знаешь, поддерживало короля Генриха. Если б я выпустил их наследника из Тауэра и вернул его в Нортумберленд, то мгновенно превратил бы Джона Невилла из друга во врага.

– «Короля Севера»? Так его нынче кличут. Из Нортумберленда Невиллы держат под собой весь север, от границы с Шотландией до реки Трент. Они и их брат Джордж, архиепископ Йоркский. Теперь ты видишь? Нельзя повелевать всего лишь половиной страны, Эдуард, когда этих половин две! Перси и Невиллы грызлись меж собой целое поколение. Есть такие, кто говорят, что вся та война изначально была вызвана их междоусобицей. А ты взял и отдал Нортумберленд Невиллам… Любовь моя, у тебя щедрое сердце. Щедрое и доверчивое, гораздо более доверчивое, чем подобает иметь человеку, а уж тем более королю. Нортумберленд – чересчур большой кус.

– Возможно, я мог бы сделать его маркизом, – вслух подумал Эдуард. – Титул этот не так часто используется, но он роскошный. Какое-никакое, а воздаяние за утрату Нортумберленда.

– Двух королей у Англии быть не может, – упрямо повторила Элизабет. – Из всех людей ты должен чувствовать это буквально нутром. Я опасаюсь за будущее, если ты позволишь Невиллам укорениться на севере.

Уставший от этого диспута правитель вяло махнул рукой.

– Ладно, хватит. Я обдумаю это, лишь бы ты оставила меня в покое. Просто… Невиллы так хорошо мне служили…

– Чего б им не служить, ради своих-то интересов! – усмехнулась королева.

Неожиданно она схватилась за свой разбухший живот и со стоном откатилась на сторону.

– Охх! Знаешь, любовь моя, придется тебе нынче попользовать кого-нибудь из фрейлин. Тягость немыслимая от твоего ребенка.

Эдуард задумчиво кивнул, оперевшись подбородком об руку.

27

– Ну так что же мне, по-твоему, делать, брат? – подавленно спросил Уорик. – Потребовать от короля Эдуарда запрета на вступление Вудвиллов в брак? Приказать ему вернуть наши утраченные награды? Эдуард не настолько ушиблен головой, чтобы жертвовать моим расположением ради прихотей своей жены!

За два месяца, истекших от возвращения графа Уорика из Франции, лето созрело в осень. Из окон Миддлхэмского замка взору открывалось необозримое пространство неба и золотистых полей, где шла жатва пшеницы – взмах за взмахом, сноп за снопом, – которую собирали сотни местных крестьян. Для сбора господского урожая они сходились целыми деревнями, чтобы затем отпраздновать его выпивкой, музыкой и плясками, а еще кострами и тайными поцелуями на просторах опустелых полей.

Джон Невилл снова был лордом Монтегю, получив титул маркиза с пояснением, что это где-то между графом и герцогом. Какое-то время он на это втихую ярился, в основном своим братьям (слава богу, не на слуху у тех, кто возжелал бы ему вреда!). Гнев его был, конечно же, понятен. Джон обрел то, чего желал больше всего на свете, а теперь его этого в одночасье лишили.

А в Нортумберленде вновь, как и в прежнюю пору, главенствовал Перси. Получается, зачем было упекать Генри Перси в лондонский Тауэр – только для того, чтобы его оттуда выпустить? Между тем король Эдуард был явно доволен увидеть того молодого человека в добром здравии – впечатление создавалось такое, будто тот и не томился в каземате. Уорик знал: Перси за доброе отношение чувствовал себя обязанным. Их расставание мало чем отличалось от расставания отца с сыном. Теперь, когда на правах подопечного здесь, в Миддлхэме, жил один лишь брат короля, замок заметно поутих. Ричард Глостер все еще не оправился от болей в спине, вызванных нещадным натаскиванием в ратных упражнениях (он столько времени проводил, практикуясь с мечом и топором, что ему пришлось справить абсолютно новые доспехи под его обновленную, налитую силой фигуру). Что, в общем-то, и к лучшему: сейчас он хотя бы не маячил на площадке для упражнений. Для прыткого и точного юноши Уорик стал слишком медлителен.

Маркиз Монтегю Джон Невилл вместо ответа вывернул ножку из жареного каплуна и придвинул к себе кубок с вином. Чувствуя, что старший брат так и не сводит с него глаз, он раздраженно махнул той самой ножкой. Во имя короля Джон Невилл лично казнил десяток человек. Его преданность Эдуарду была абсолютной, непререкаемой. А наградой за это стало лишение титула с передачей его отпрыску Перси. Раздумывая над этой несправедливостью, Джон не отваживался высказывать своих мыслей вслух даже своему брату. Ричард, похоже, готов был терпеть любое унижение вместо того, чтобы готовиться к грядущим событиям, которых, скорее всего, не миновать.

Эдуард со своей женой думают выжить их на задний двор, к свиньям и гусям, а там и вовсе сжить со свету – в этом сомнения нет. У Джона, понятное дело, душа изболелась за братьев: то, как подло с ними обошлись, просто ошеломляло. Уорика послали во Францию, где унизили и использовали как пешку. У Джорджа, пригрожая мечом, отняли Большую печать. А у него, Джона, оттяпали драгоценный титул и отдали последышу врагов. Это уже не размолвка, а откровенная травля. А стоит за всем этим Элизабет Вудвилл – безусловно, это ее затея. Просто оторопь берет при мысли, что на Уорика давят уже две женщины, готовые на какие угодно гнусности, лишь бы насолить его семье. А ведь если б интересы этой семьи совпадали, то глядишь, она могла бы возвести на трон Англии кого-нибудь из Невиллов.

В дверях появилась одинокая фигура Джорджа Невилла. Шелестя одеждами, он подошел к братьям и, поочередно обняв их обоих, сообщил:

– Прибыл дядя Фоконберг. Послать, чтобы его сюда провели?

– Он не извещал о том, что приедет, – насторожился Уорик, оглядывая своих родных. – Гм… Что здесь такое затевается?

101